Он звонит ей в какую-нибудь теплую ночь на понедельник. Быстро и безнадежно говорит в трубку:
- Кир, дружище, выходи, буду через пятнадцать минут. Можешь еще чаю в термосе? И пожевать, что-нибудь пожевать..
Предвидя бессонную ночь, она переводит будильник на полчаса вперед, надеясь архивировать восемь часов долгожданного сна в какие-нибудь три. Делает бутерброды и заливает кипятком термос.
Он сидит и курит под ее окнами. Сутулый фонарь смотрит оранжевым глазом мимо него. Большой палец прыгает на кнопке плеера в поисках нужной записи. Которая поможет ему зажмуриться, вонзить в себя мигом сотню иголок, стать сухим крепким кактусом, выдернуть себя из земли с силой и швырнуть как можно выше. Куда-нибудь в небо. Освободиться полностью.
- Безумов, тобой быть легко… - Она тихо закрывает за собой тяжелую железную дверь и целует его в щеку.
- Кира, - и рот его расползается углами в улыбке, - как хорошо, что есть ты у меня. Ночь теплая, поедем на залив!
Они садятся и едут, огни мелькают в ночи как кошачьи глаза, он рассказывает ей как все еще не разлюбил Риту, о том, что, «помнишь, я набил цветочными лепестками мешок для картошки доверху и обсыпал ее порог». Она слушает, переживает, хмурит брови, гладит его по плечу, уверяет, «потерпи еще, оживешь вот-вот, все встанет на свои места». В воздухе мягкой ватой устилается хрип Дилана, вылетающий из приемника.
- Ты говорила, у тебя кто-то появился? – он рывками смотрит на ее причудливый профиль, пытаясь уследить за дорогой.
- Да...- Он рассудительный, галантный.. серьезный в общем.
- Кира, - он незаметно ухмыляется ей в ответ, - наверное, скучно тебе с ним, если он такой серьезный. Хотя … тебе нужно одно, мне другое... «мы с тобой безу-умно разные, Безумов»! – И они рвут нитку аккуратно нанизанных слов родными друг другу улыбками. А потом смеются как Бивис и Бадхед, дразнясь.
Сколько раз он вторгался в ее упорядоченную жизнь как палец, который выскакивает за линейку, как только карандаш разгоняется, чтобы вести четкую прямую линию. И эти волнистые контуры так неуместны в ее графике и так невыносимо приятны ей. Только в моменты его вторжений она чувствовала, что истинная жизнь творится в тех цветных мячах, что он периодически бросает наугад в ее ровно очерченное поле.
И они выходят у самой воды, разливают заваренный в термосе чай, накрывают смехом тихий шепот камышей. Он веселит ее угарными шутками, изображает комические физиономии, она подпрыгивает, ловит звезды руками и кидает в него. В какой-то момент он шутливо замечает:
- Может бросить все это? Уедем с тобой, будем скитаться по миру, потом осядем где-нибудь в горах, я сколочу дом и мы нарожаем кучку сумасшедших детей. Как вариант.
Она усмехается и отрицательно мотает головой:
- Мы с тобой такие разные…
- Ра-азные, это точно.. - отвечает он, широко улыбается и заботливо обнимает ее.
А вода, как и положено, продолжает тушить падающие звезды.